Мурашки...
Jan. 24th, 2013 02:21 amЯ услышала эту историю, когда мы бродили по улочкам старого Кракова. Набросок, лишь тень. А сейчас читаю и мурашки по коже от чего-то такого о чем вслух сказать страшно, разве что прочитать шепотом в названии моего журнала.
КСАВЕРИЙ ПРУШИНСКИЙ
ТРУБАЧ В САМАРКАНДЕ
Когда-то он был, как и я, младшим ассистентом кафедры истории права, и его, как и меня, увлекали инкунабулы, пандекты и рескрипты. Каждую зиму белые горностаи снега покрывали ренессансные галереи Вавеля, каждой весной бульвары одевались в зелень, более свежую, чем газоны Грин-парка. Но темные аудитории на Голубиной улице, 20, где со времен Зигмунта Старого помещались университетские кафедры, были всегда одинаково сумрачны, только весной в них становилось еще и сыро. А мы писали трактат за трактатом. Когда он работал над кульменским правом, я начинал свое «Устройство монарших владений на основе «Капитуляриев» Карла Великого». Когда он копался в городском законодательстве королевской Пруссии, я заканчивал исследование о влиянии Монтескье на Конституцию Третьего мая. Мы жили в согласии, ибо нами владели одни и те же научные страсти. Но меня больше притягивал Восток, наши ближайшие восточные соседи — купеческие республики Великого Новгорода и Пскова, Золотая орда, с которой якшался Витольд, крымские Гиреи, с которыми сносились Ягеллоны. Однако в Кракове, да и на Западе мне недоставало ключей к этому таинственному миру. Зато у него к своим темам были все ключи. Так же, как меня притягивал Восток, азиатский и монгольский, его привлекали умеренность, спокойствие, сдержанность и порядок городского средневековья Европы.
( Read more... )
КСАВЕРИЙ ПРУШИНСКИЙ
ТРУБАЧ В САМАРКАНДЕ
Когда-то он был, как и я, младшим ассистентом кафедры истории права, и его, как и меня, увлекали инкунабулы, пандекты и рескрипты. Каждую зиму белые горностаи снега покрывали ренессансные галереи Вавеля, каждой весной бульвары одевались в зелень, более свежую, чем газоны Грин-парка. Но темные аудитории на Голубиной улице, 20, где со времен Зигмунта Старого помещались университетские кафедры, были всегда одинаково сумрачны, только весной в них становилось еще и сыро. А мы писали трактат за трактатом. Когда он работал над кульменским правом, я начинал свое «Устройство монарших владений на основе «Капитуляриев» Карла Великого». Когда он копался в городском законодательстве королевской Пруссии, я заканчивал исследование о влиянии Монтескье на Конституцию Третьего мая. Мы жили в согласии, ибо нами владели одни и те же научные страсти. Но меня больше притягивал Восток, наши ближайшие восточные соседи — купеческие республики Великого Новгорода и Пскова, Золотая орда, с которой якшался Витольд, крымские Гиреи, с которыми сносились Ягеллоны. Однако в Кракове, да и на Западе мне недоставало ключей к этому таинственному миру. Зато у него к своим темам были все ключи. Так же, как меня притягивал Восток, азиатский и монгольский, его привлекали умеренность, спокойствие, сдержанность и порядок городского средневековья Европы.
( Read more... )